Записки священника
Валерия Суслина-Великопольского

«МЫ ОСТАЁМСЯ ОДНИ...»

Предисловие - Три апельсина - «Вокальный» «старец» - О «религиях»

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Пройдут годы, и праведники воссияют.
Они будут заметны,
даже если их добродетель невелика, потому что тогда
в мире станет господствовать великая тьма
и люди повернутся к ним.
А тем, кто сейчас соблазняет других,
если они доживут до тех времён,
будет стыдно»
Старец Паисий Святогорец

Вначале хотелось бы объяснить, каким образом ко мне попали сии назидательные записки, которые я решил предоставить вашему вниманию.

Несколько лет назад, возвращаясь, с острова Залит, от старца о.Николая, мне, по Воле Божьей, пришлось сопровождать до Москвы интеллигентную, почти слепую старушку.

Дорога от острова ничем не была примечательна, и мы благополучно доплыли на «Заре» до Пскова, свободно купили билет на поезд и в купе всю дорогу оставались вдвоем.

В дороге мы, естественно, разговорились, и она поведала мне свою печальную, и в то же время тихо-радостную историю.

«Всю свою жизнь, – начала она свой рассказ, – я проработала в школе учительницей русского языка и литературы. Была замужем, своих детей не было. Меня это огорчало, но ропота не было. Может быть, дети, которых я учила любить наш родной язык, занимали очень много места в моей жизни.

О Боге я не думала. Так, иногда, легко, по касательной приходили мысли о жизни, о смерти, о Боге, в которого так удивительно верили наши великие писатели, но, повторяю, время было такое. Вы уж простите, что оправдываюсь, но действительно мысли о смысле жизни, о Боге бывали всегда именно по касательной, легкими, тихими и спокойными.

Детей я очень любила, да и они меня, как выяснилось, тоже. До сих пор письма пишут, только вот читать теперь не могу…

Жили мы с мужем мирно и ладно. Он работал инженером, был беспартийным, как и я, дома играл на скрипке (по-моему, не очень хорошо), она мягко улыбнулась.

И, как я уже говорила, детей у нас долго не было. Сына я родила, когда мне было уже около сорока пяти лет, мужу – за пятьдесят.

Поймите мои чувства! Страх, стыд, радость, трепет, недоумение переполняли меня. Врачи ожидали трудные роды, но, Бог милостив.

Воспитали мы его добрым и отзывчивым, и рос он тихим и спокойным мальчиком. Перед армией мы с мужем очень волновались: «Как он там будет?», но его не взяли по состоянию здоровья.

Муж вскоре умер, а сын стал посещать храм. Я не знаю, как и с чего, это у него началось. Он был добрым и молчаливым, но мне казалось, что слишком уж много времени он уделяет религии. Стал соблюдать все посты, в комнате – иконы, лампадки, книги… Но он был хорошим сыном, и я ему не мешала. И вдруг однажды он исчез…»

Она заплакала. Я смотрел на её красивое, «породистое», умное и мягкое лицо и наслаждался её кроткой удивительной красотой.

«Простите меня, – она вытерла слёзы платочком со своих невидящих глаз. – Да, он исчез.

В записке, которую он оставил, было, всего несколько слов: «Прости! Не волнуйся! Так угодно Богу!»

Я и в розыск заявила, и сама искала, и знакомых его опрашивала – ничего. Было ему тогда двадцать три года.

Перебрала его вещи (они до сих пор так и лежат нетронутыми в его комнате). Отчаяние овладело моей душой, стала слепнуть, даже роптать на него стала. Друзья его тоже переживали, именно они и привели меня в храм, к священнику.

Со временем стало легче, спокойнее, но до конца боль не отпускала. Тогда я ещё могла читать, познакомилась с Новым Заветом, с Отцами Церкви. К удивлению своему обнаружила…», – тут она улыбнулась и задумалась. А я смотрел и смотрел на неё и благодарил Бога за то, что дал мне возможность встретиться с таким человеком, даже о себе забыл и о поезде забыл. И всё впитывал и впитывал эту изумительную гармонию внутренней и внешней красоты, так удивительно явленной в старости.

Все ещё улыбаясь, она продолжила: «Обнаружила, что всегда в Бога верила, с детства, сколько себя помню, но только, (как бы это сказать?) сама не знала этого. Понимаете? Я об этом никогда ни с кем не говорила до Вас. Трудно сформулировать. Учительница литературы!? – она засмеялась, – Выяснилось, что внутри меня целый мир незнакомый мне и в то же время родной и, что этого я не знала и в тоже время знала. Ну, как это Вам объяснить? – она на минуту задумалась, – Не знаю, знакомо ли Вам это радостное чувство встречи… Встречи с самим собой?»

Я кивнул и, вспомнив, что она не увидит моего кивка, добавил: «Конечно, мне это уже знакомо, даже очень».

«Уже?» – спросила она, но тут же остановив саму себя, добавила: «В этом, признаться, я и не сомневалась. У Вас очень красивый, располагающий к доверию тембр голоса». Она снова замолчала. Я же не собирался нарушать эту глубокую тишину, наполнившую наше купе.