Голос,
обладателями которого становились его ученики посредством
этих занятий, лишался, свойственной бытовому, или «обычно»
поставленному голосу, страстности и чувственности.
–
Посмотрите! Какие у вас становятся лица, когда вы поёте
«бельканто»! Какой чистый «божественный» звук вы издаёте,
вы уже и сами слышать умеете! Я делаю из вас звуковые
иконы!, – часто повторял он, и был неосознанно но интуитивно-точно
прав.
Ведомым
только одному Богу образом, Николай Петрович, обрёл и
вернул нам подлинное, молитвенно-бесстрастное звучание
человеческого голоса, возобновив, тем самым, в Богослужебной
практике, «Звуковое Предание» Православной Церкви.
По
некоторым историческим источникам, школа «Бельканто» (букв.
– Прекрасное пение) появилась в Италии после того, как
Патриарх Никон пригласил итальянских музыкантов, чтобы
ввести в России полюбившееся ему «партесное пение» (где
у каждого голоса своя музыкальная партия), в противовес
унисонному «древлему» пению на Руси.
И
эти музыканты, поражённые звучанием русских церковных
хоров, привезли восторги и понимание такового звука к
себе на родину.
А
в России, как это бывало не раз в истории Церкви (сравните
с потерей предания об умном монашеском делании, возобновлённое
Паисием Величковским), звуковое предание было потеряно,
что явственно слышно из базарно-горлового звучания современных
старообрядческих церковных хоров.
Оно
и понятно – звукозаписывающих устройств не было, и звук
можно было передавать лишь «из уст в уши», а для этого
«тот самый звук» нужно было «найти», «выучить», «запомнить»
и ещё – правильно передать. (А идеальным хранителем звука,
главное «какого?» – является хор –, прим.).
С
момента первых занятий прошло около 20 лет. В лице православных
христиан, совершенно различного возраста, пола и образования,
часто почти без слуха, но истово желавших научиться «правильно»
петь в Храме Божием, «Петрович» приобрёл множество верных,
любящих и молящихся о нём учеников. Видя, что Учитель,
радуясь тому, что в храмах Москвы всё больше и больше
стали петь «чистыми» голосами, скорбит о светской российской
вокальной культуре, Господь послал ему утешение на старости
лет, дав в ученицы профессиональных сценических певиц.
Это нар. арт. России Татьяна Петрова, которая помимо занятий,
увидев одинокое холостяцкое житие Учителя, долгое время
готовила ему обеды и мыла полы; Ольга Стронская, солистка
Мариинского оперного театра, которая на протяжении многих
лет регулярно приезжала из Санкт-Петербурга в Москву на
занятия, а также трогательно-маленькая, худенькая православная
евреечка, с удивительным голосом, до сего дня мечтающая
петь не только в храме, но и на большой сцене – Марина
Лифшиц, на руках которой он и умер, при этом Ольга Стронская
находилась рядом. Так уж устроил Господь, что свой дух
Николай Петрович отдал Ему при наиболее им любимых и ценимых
ученицах! Дай им Бог, полученный Дар пронести достойно!
За
несколько дней до смерти, сразу после принятия Святых
Христовых Таин, он попросил меня присесть к нему на кровать.
Боль
отступила, и он, благодарный, «иронично-ласково» произнёс:
«А ведь в РАЮ поют только БЕЛЬКАНТО! Давай Споём!». И
мы запели то место из «великого славословия» Архангельского,
где звуковые струи льются, как музыкальный фонтан, и где
квартет, поочерёдно вступая, очищенными от суеты и страстей
голосами, доносит до нас скорбно-надеждное: «Яко согреших…,
согреших Тебе!».
Мы
тихо пели, слёзы лились, а я думал: «Великий Певец, донёсший
до нас звуковое Предание воистину Православного пения
и имевший редкий Дар НАУЧЕНИЯ, – уходит… Мы остаёмся одни…
Царство ему Небесное!».
Помяни
и ты, читатель, в своих молитвах раба Божьего НИКОЛАЯ!
Почти за 20 лет занятий никаких денег он с меня так и
не взял, и никакого цветного телевизора у него так и не
было. Единственно, чем я смог ему отплатить, так это –
собственно, им поставленным голосом, да благодарной молитвенной
памятью.
На
моих глазах два человека, никогда не видевшие друг друга,
один – монах, аскет, девственник и исповедник веры в советских
тюрьмах, другой – абсолютно светский человек, артист,
изменили за несколько лет церковное соборное сознание.
О.
Таврион повернул христиан и их пастырей, причащая всех,
к нему приезжавших, ежедневно, к Чаше Христовой. И сейчас
даже трудно представить такую картину из 70-х годов: храм,
полный молящегося люда, дьякон с возгласом: «Со страхом
Божиим и верою приступите!» выносит Св. Потир и тут же
уносит, – нет причастников; пастыри-духовники тщательно
следят, чтобы миряне часто не причащались, а настоятель
одного из московских храмов, преподаватель Московской
Духовной Академии, профессор, на моё желание причаститься
на Святую Пасху удивлённо-раздражённо замечает: «Как?!
Такая радость?! Пасха! А ты причащаться? Как это можно?».
И ведь это было, к сожалению, совершенно обыденно!
А
Николай Петрович Привалов изменил звучание московских
церковных хоров с нотно-музыкально-чувственного на бесстрастно-молитвенное.
Два
человека с Богом и вся Церковь Его!
Если
услышишь, читатель, проникновенное, собранное, глубокое,
молитвенное пение в Храме Божием, знай, что это поют люди
Божии, либо знавшие «Петровича», либо обученные его учениками,
и не забудь помолиться о светлой памяти (по точному, на
мой взгляд, выражению мужа певицы Ольги Стронской, раба
Божия Анастасия) «Великого» «Вокального» «Старца» Николая
Петровича Привалова!
Вечная
ему память!